Некоммерческое партнёрствоУрал-Евразия

 

Глава 4. "Красные басмачи"

В 1919 году в Среднюю Азию пришёл новый великий завоеватель, завоеватель нового типа. «Генерал от революции» Михаил Васильевич Фрунзе, сам уроженец Туркестанского края, он владел приёмами азиатского коварства в гораздо большей степени, чем все курбаши, эмиры и ханы вместе взятые. Но для начала Фрунзе навёл в частях Красной Армии Туркестана элементарный порядок, благодаря чему прекратилась практика бессудных расправ и грабёж местного населения. Ну, а потом энергично взялся за решение более важных задач по усмирению непокорного края.

***

- Обстановка в Ферганской долине, Михаил Васильевич, крайне опасна. Долина наводнена бандами басмачей, это и Иргаш, и Хал-Ходжа, но самый опасный - Мадамин-бек. Что выделяет его среди других бандитов, товарищ Фрунзе, так это то, что басмач этот пользуется поддержкой широких слоёв населения, причём не только у мусульман. Его опора - это бывшие царские офицеры и еврейская буржуазия...

- Осипов по-прежнему с ним? – перебил Белова Фрунзе.

- С ним, гад. Но мы его достанем, товарищ Фрунзе, обязательно достанем.

- Только, живьём, Иван Панфилович, только живьём! Ну, продолжай, извини, что перебил.

- Так вот, с другой стороны, - продолжал Белов, - о Мадамин-беке отзываются как о человеке трезвомыслящем. Судя по всему, курбаши постепенно осознает, что борьба против Советской власти обречена на провал. У нас уже имеется опыт переманивания некоторых лидеров басмачей на нашу сторону, между собой мы с товарищами в шутку называем их "красными басмачами", - усмехнулся Белов.

- Ну, что ж, Иван Панфилович, это хорошо. Необходимо продолжать прощупывать Мадамин-бека. Если он колеблется, надо поколебать его ещё больше, обещайте всё, что угодно, лишь бы переманить на нашу сторону, на худой конец внести среди бандитов раскол, а там время покажет.

***

- Ну вот, как видите, господин Мадамин-бек, вы находитесь в полной безопасности, как я и обещал, - весело начал Фрунзе. - Ни один волос с вашей головы не упал.

- Да, я вижу, что лично вам можно верить, господин Фрунзе, - согласился Мадамин-бек.

- Ну, тогда давайте, закончим предисловия и поговорим о деле, - предложил Фрунзе. - Вы ознакомились с нашими требованиями, теперь мы готовы выслушать вас.

- Вам, наверное, не понравится то, что я скажу, но мне очень трудно поверить в обещания и гарантии - Советская власть вела себя в Ферганской долине так, что…

- А как ещё вести себя с бандитами? – не сдержался Белов.

- Погоди, погоди, Иван Панфилович, не горячись - остановил Белова Фрунзе. - Я тоже не первый день нахожусь в Туркестане, обстановку знаю и должен сказать, что господин Мадамин-бек частично прав.

Белов недоумённо посмотрел на Фрунзе.

- Да, да, Иван Панфилович, прав. Следует признать, временами Советская власть выступала не защитником населения, а его притеснителем. Скажу прямо, то, что творили в Ферганской долине от имени Советской власти отряды Красной Армии Туркестана, не лезет ни в какие ворота. Так может вести себя только бандитская власть, а не Советская. От рассказов, которые, я услышал, просто волосы дыбом встают. Повсеместные бессудные публичные расправы над пленными, грабежи, мародёрства, чёрт знает, что!

- Михаил Васильевич, мы с этим боролись, - ответил Белов.

- Плохо боролись, Иван Панфилович, - возразил Фрунзе. - Мы Советская власть, а не бандитская. Сейчас по расследованию всех этих фактов создана специальная комиссия, и я вас уверяю, господин Мадамин-бек, все факты тщательно расследуются. Виновные понесут наказание. Но согласитесь, это дело прошлого, а нам надо думать о будущем, надо думать о том, как остановить эту ненужную войну. Скажите прямо, что вы на самом деле думаете о нашем предложении, о включении ваших отрядов в ряды Тюркской советской бригады?

- Я согласен, но при условии, что за пределами Ферганы мои джигиты воевать не будут.

- Ну, это уж слишком, - опять не сдержался Белов. - Красной Армией руководит Реввоенсовет, а не командиры на местах, мы не для того повсеместно боремся с партизанщиной, чтобы вводить её здесь.

- Опять ты рубишь с плеча, Иван Панфилович, - снова возразил Фрунзе. - Ситуация везде разная. Я не решаю эти вопросы лично, господин Мадамин-бек, но всячески поддержу ваше требование, я с ним согласен, пусть люди защищают свою землю.

- Ну что ж, тогда последнее и самое главное требование. Оно касается порядка после войны. На территории Ферганской области должно быть введено шариатское право, суд казиев, который будет судить мусульман, и назначать им наказания по шариату, конечно, исключая те наказания, за которые по шариату полагается смерть или побои. При несогласии с решениями шариатских судов правоверные могут подавать жалобы в органы Советской власти. При таком порядке наш народ быстрее примет новую власть.

- Ну, это неслыханно, - развёл руками Белов. - Это то, что было при царском режиме. Ты что, хочешь подменить Советскую власть?!

- Товарищ Белов, успокойтесь, я вас умоляю, не так уж это и невозможно, и здесь я согласен с господином Мадамин-беком, необходимо предоставить местному населению некую традиционную форму управления. Не вижу в этом ничего плохого.

- Товарищ Фрунзе, это не лезет ни в какие ворота.

- Поговорим о том, что куда лезет и не лезет на заседании Туркестанской комиссии, товарищ Белов, - холодно отрезал Фрунзе и, глядя на Мадамин-бека, продолжил:

- Но у нас, господин Мадамин-бек, тоже есть одно условие.

- Какое?

- Осипов и все, оставшиеся в живых участники ташкентского мятежа, без всяких условий должны быть выданы Советской власти.

***

- К большевикам я решил уходить, Константин, - Мадамин-бек глубоко затянулся чилимом и посмотрел в глаза Осипову.

- Что? Ха-ха-ха! Да, ты в своём уме, бек?! Сколько раз я тебе говорил, не кури ты эту гадость, лучше водочки хлебни!

- Водку не пью, я – мусульманин.

- Ха-ха-ха! Мусульманин, а к большевикам уходить собрался. А как же люди твои, курбаши? Что ты им скажешь? Как всё объяснишь? Как же ваши сожжённые кишлаки?

- Э-э-э! – махнул рукой Мадамин. - Я тоже жёг кишлаки, может, даже больше, чем большевики. А люди, что люди? Народ Туркестана уважает силу, власть. Сильную власть! – курбаши сжал кулак и снова затянулся. - А большевики? Большевики – самые сильные, и ты это знаешь. Царя мы тоже не сразу приняли, потом привыкли, успокоились, так и теперь будет.

Осипов опрокинул стакан водки, закусил и помрачнел:

- А со мной что же, бек? Красным меня выдашь? Договорился уже, небось? – Осипов взглянул в глаза курбаши.

- Не выдам. Знаешь, на войне люди ведут себя, как звери, и я, наверное, такой же, а вот тебя полюбил, как брата. Аллах свидетель, не было мне на этой войне человека ближе тебя. Хоть ты урус и кафир, а верю я тебе больше, чем своим. Почему - не знаю.

Курбаши затянулся чилимом, а Осипов снова хлебнул водки.

- Вот что, к эмиру тебе надо уходить, Константин, в Бухару. Красные до него ещё не скоро доберутся. Уходи, не теряй времени.

- Ты правда меня не выдашь, бек? – в глазах у Осипова выступили слёзы.

- Правда, клянусь Аллахом, не выдам!

- Дай-ка я тебя покрепче обниму, брат, спасибо тебе за это. Никогда я этого не забуду, никогда!

Осипов обнялся с Мадамин-беком и продолжил:

- А ну-ка, дай-ка, и я, пожалуй, курну чуток, - Осипов взял чилим, затянулся, но тут же закашлялся и рассмеялся.

- Что, не понравилось? – громко расхохотался курбаши.

- Да уж… - Откашлявшись, произнёс Осипов. - Ты вот что, бек, правильно ты всё делаешь, так и надо. Переходи к красным, войди к ним в доверие, а потом… Ты, я, эмир, другие курбаши, атаман Дутов - все вместе разобьём комиссаров! А потом встретимся с тобой и до золотишка нашего доберёмся, так, что…

- Э-э-э, - махнул рукой Мадамин. - Что ты говоришь, глупый кафир, никогда нам не победить комиссаров! И золото ты своё не увидишь! И с тобой тоже мы больше не увидимся. Снится мне часто сон, будто петля у меня на шее и тянет меня кто-то, а голова не моя как будто.

- Это демон тебя донимает, бек, у меня тоже такое бывало. А демоны матюгов боятся. Матюгнись разок, скажи «Жаляб!», демон исчезнет, и ты сразу проснёшься.

- Ха-ха-ха! – захохотал Мадамин. - Жаляб, говоришь? Не кури больше, друг, пей лучше свою водку. Ладно, нет у нас больше времени ни пить, ни курить, ни смеяться. Собирайся в Бухару, я дам тебе надёжных людей, чтоб мимо красных провели. Придумай что-нибудь, скажи эмиру, хитрит что-то курбаши, к красным уходит, чтобы им же в спину ножом ударить.

- Думаешь, не свидимся больше, брат? – спросил Осипов.

- На том свете свидимся, про этот не знаю.

***

Вскоре после этого разговора Осипов из Ферганской долины исчез, а отряды Мадамин-бека перешли на сторону большевиков, влившись в ряды Тюркской советской бригады, набранной из бывших же басмачей. По такому случаю в городе Скобелев было решено провести военный парад. Лично напутствовать "красных басмачей" в новом и не привычном для них деле борьбы за светлое будущее всего человечества в город прибыл сам командующий Туркестанским фронтом Михаил Васильевич Фрунзе.   

- Ну, товарищ Ахметбеков, совсем другой вид! Действительно, как на парад! – Фрунзе встал из-за стола и вышел навстречу Мадамин-беку. - Да вас не узнать, милейший! Должен сказать, вам просто великолепно идёт новая форма! А будёновка! Нет слов, загляденье!

При этих словах командующего, новоиспечённый красноармеец невольно поморщился.

- А мне кажется господин, то есть я хотел сказать "товарищ", Фрунзе, как это по-русски? Как корове седло?

- Ха-ха-ха, - рассмеялся Фрунзе. - А вы не очень-то выбираете выражения. Ну, ничего, ничего, - Фрунзе похлопал красноармейца по плечу. - Советская власть умеет карать, но умеет и прощать. Ничего, постепенно привыкнете, - подмигнул Фрунзе Мадамин-беку. - Ну, садитесь, то есть, я хотел сказать, присаживайтесь! Присаживайтесь, присаживайтесь, товарищ Ахметбеков, не стесняйтесь! Как настроение? От дружка известий не получали? Про золотишко случаем не вспомнили?

- Я уже сто раз говорил, не знаю я, где Осипов, не знаю, убей меня, не знаю! И про золото ничего не знаю! – вскричал Мадамин-бек

- Ну, ладно, ладно, не кипятитесь! Что уж, и спросить нельзя? Не знаете, и чёрт с ним, и с Осиповым, и с золотом, всё равно найдём! Ладно, перейдём к нашим делам. Значит так, после того как прозвучат карнаи и сурнаи, будет моё выступление, потом ваше, вот текст на узбекском языке. Так мол и так, «совершил трагическую ошибку», «не могу больше воевать против своего народа», «призываю всех оступившихся вернуться домой, заняться мирным трудом и строить новую жизнь». И никакой самодеятельности, товарищ Ахметбеков! Ну, а потом в Ташкент, как договаривались. Да, чуть не забыл, по дороге заедете в свой родной Маргилан, забёрете с собой товарища Ходжаева, председателя областного ревкома вместе с его людьми, они составят вам компанию. Дорога до Маргилана полностью под нашим контролем, ничего вам не угрожает, но охрану всё-таки выделим на всякий случай. Так что не беспокойтесь. Ну всё, вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперёд на парад!

Проводив Мадамин-бека, Фрунзе вернулся к столу и поднял трубку:

- Командующего 3-й стрелковой дивизии мне. Иван Панфилович, на случай недоразумений во время парада приведи все полки в полную боевую готовность: татарский полк, воинов-интернационалистов, ташкентских курсантов, - словом, всех. И вообще должен тебе сказать, пора закрывать эту лавочку, заигрались мы с тобой. У меня уже в глазах двоится, не поймёшь, где красноармеец, а где басмач. Зайди ко мне после парада, есть одна мысль.

***

- Товарищи! - начал свою речь Фрунзе. - Сегодня в истории Советского Туркестана знаменательный день…

- Эй, Нурмат, что говорит этот кафир? – шёпотом спросил один красноармеец другого.

- Говорит, что теперь нас ждёт новая счастливая жизнь, все будут равны, не будет больше ни баев, ни беков.

- Йе? Как это не будет? А куда они денутся? Их что, всех расстреляют?

- Да нет, нашего Мадамина не расстреляли же, просто теперь баи и беки станут коммунистами, я так думаю.

- Ну и пусть так. Скорей бы только война кончилась, надоело.

- Этого ещё долго ждать. Говорят, скоро на Бухару пойдём.

В других полках шли другие разговоры:

- Да, ну и рожи у этих «бойцов», ничего не скажешь!

- А вон того со шрамом на щеке я, кажись, видал, может, это я его так рубанул?

- Да как же мы теперь вместе с ними воевать-то будем, а?

- Как, как? Так и будем, начальству виднее. Только глядите в оба, а то не знаешь, что эти черти выкинут.

- Ну и пусть так. Скорей бы только война кончилась, надоело.

- Этого ещё долго ждать. Говорят, скоро на Бухару пойдём.

Мадамин-бек читал текст выступления, не особо вдумываясь в написанное. В душе его зрела тревога. Когда он делал паузу и смотрел на улыбающегося Фрунзе, тревога увеличивалась.

На фото: Мадамин-бек и Михаил Фрунзе проводят смотр мусульманской армии

***

- Я надеюсь, ты понимаешь, Иван Панфилович, что Советская власть не собирается выполнять требований Мадамина. Партия уже взяла курс на советизацию Бухары, и в скором времени Тюркская бригада будет отправлена к границам эмирата.

- Это чревато последствиями, Михаил Васильевич. Возможно неповиновение.

- Вот именно. Поэтому с Мадамином пора кончать. – Фрунзе посмотрел в глаза Белову. - Понимаешь, о чём я?

- Хал Ходжа? – на лету поймал мысли Фрунзе Белов.

Фрунзе утвердительно кивнул головой.

- Отличная мысль. Разрешите внести ещё одно предложение?

- Разрешаю.

- Мне кажется, нам предоставляется шанс убрать их обоих. Не думаю, что Хал Ходжа оставит его в живых. А после этого можно и его туда же. Мол, мы отомстили за погибшего товарища.

- Отличная мысль, Иван Панфилович, - улыбнулся Фрунзе. - Молодец, признаюсь, такое мне в голову не приходило. Ну что ж, будем действовать.

***

- Салом аллейкум, уважаемый!

- Ваалейкум ассалом, - настороженно ответил Мадамин-бек на приветствие Ходжаева. - А почему не в городе встречаете?

- Изменилось кое-что, - пряча глаза, ответил Ходжаев.

- Что изменилось? Фрунзе ничего мне не говорил.

Мадамин оглянулся и вдруг увидел приближающихся к нему вооружённых всадников.

- Ах ты, собака! – курбаши потянулся к нагану. Первая пуля попала ему в правое плечо, вторая в бедро.

- Не стрелять! Живым брать!

Падая с коня, Мадамин вспомнил, где он слышал этот голос. Это был курбаши Хал-Ходжа, его кровный враг. Всё встало на свои места, он вспомнил свои сны, вспомнил Осипова, парад и, теряя сознание, прошептал:

- О, Аллах, да будут прокляты большевики!

В тот же день ему отрубили голову. Так закончил свою жизнь один из самых известных деятелей гражданской войны в Средней Азии. Он успел побывать и членом исламистской партии «Шура - и - Улема», и полковником Белой Армии, и красным командиром. Обычная история безумной войны.  

Между тем, утолив, наконец, чувство мести, Хал-Ходжа спокойно заснул. Среди ночи его разбудил Шерзод, один из его приближённых.

- Что, что? Что случилось? – недовольно протёр глаза Хал-Ходжа.

- Тебе привет от товарища Фрунзе! - и Шерзод со всей силы ударил Хал-Ходжу ножом в живот.

- Ах ты, собака! О, Аллах, да будут прокляты, большевики! – успел прохрипеть курбаши и упал замертво.